Александр Богатых. ДЯДЯ ВАСЯ. Глава из романа «Тетрадь для двоих».
Весна, ребячьи радости и… брошенная невзначай обидная фраза. Конфликт — как острие этого небольшого рассказа. И порадуешься здесь детской совестливости героя. Которую так редко встретишь в наши дни… М. И.
Весна пришла, и не хотела пасовать ни перед ночными морозами, ни перед, другой раз, невесть откуда взявшийся белой пургой. Она завоевывала у зимы свое право — обогреть землю. Оголяла на полях холмы и пригорки, заставляла ручейки стачивать синеватый снег, и уносить его в реки и озера. Утренним и ночным туманам позволялось воровать снежинки. И туман, глядя на весенние дожди, не стесняясь уносил их к родственникам — облакам.
Больше всего были рады весне деревенские ребятишки. После суровой зимы им хотелось поскорей выбраться на волю, затеять игры — в лапту, чижики, и, конечно, в футбол. С раннего утра мальчишки — Витек Семенов, Валерка Бойдаков, Васька Шибаев и Колька Кондауров, по прозвищу «Колючий», соединяли канальцами лужи на улице, спуская воду в большую канаву за огородами. Хотелось осушить дорогу и поскорее начать игру в чижики.
Проходящих мимо девчонок Соколову Наташку с Валькой Шибаршиновой мальчишки, побросав лопаты, забросали снежками. Девчонки, отбежав подальше, стали дразнить почему-то только одного из них, Ваську Шибаева, как будто тот больше других их обидел.
— Одноглазый, постой, поймаем одного и второй глаз закроем! — кричала Валька. Шибаев слепил наскоро снежок, бросил его, но комок рассыпался в воздухе, не долетев до цели.
— Камбала! Мало каши ел! — подхватила дразнилку Наташка. Кто-то из взрослых обронил фразу, когда Васька прищуривал глаз: «У тебя, Васек, глаза будут, как у камбалы — один на другой заглядывать». И вот уже девчонки прилепили к Ваську Шибаеву это прозвище.
Ближе к полудню ребята, измочив одежды, собрались по домам. Надо перекусить, переодеться, упросить родителей, чтобы отпустили играть в лапту. Поляна уже почти оголилась от снега, мальчишки попробовали там погонять мяч, но лужи и размокшая земля мешала им сразиться в футбол. А игра в лапту не прекращалась даже зимой.
Со стороны Кривца, опираясь на костыль, одетый в демисезонное черное пальто, к ребятам приближался незнакомый мужчина.
— Здорово, пацаны! — поравнявшись, приветствовал он мальчишек. На лбу его маленькими капельками проступал пот. Небритое лицо с румянцем на щеках отдавало синевой, живые синие глаза как бы усугубляли синеву. От этого ее казалось так много, что румянец на щеках выглядел как бы нарисованным.
— Мужики, из вас, кто-нибудь проживает поблизости? — спросил он.
Колька Кондауров, «Колючий», указывая на кирпичный дом с погребом, большим бугром возвышавшимся неподалеку, сказал:
— Я вот в этом доме живу. А что? — тут же задал вопрос мужику Колючий.
— Да так, ничего особенного, — улыбнулся путник.
— Водички бы, сынок, зачерпнул кружечку… — Голос его звенел с чуть заметным дребезжанием, словно вылетал из репродуктора. Колючий рысью побежал в дом.
А Камбала, прищурив левый глаз, глядя не в глаза мужику, а на его деревянную ногу, пробуя заговорить с ним, как-то неловко буркнул:
— Вон воды-то сколько…
Слова мальчишки, видно, задели мужика за живое, кольнули острием старую рану, синева побежала к щекам, будто слизывая красную краску.
— А ну-ка, повтори, что ты сейчас сказал, сы-но-о-к…
Слово «сынок» мужик произнес как-то неласково, со злобой, словно оно исходило от злого отчима. Васька уже понял, что ляпнул не то, но, как говорится, слово — не воробей…
— Дык, я это, нарочно, дяденька — пошутить хотел.
Слова Шибаева, видно, раздражали уставшего мужика. Переставляя костыль, он пошатнулся, но удержался на ногах, это еще больше разозлило его.
— Это ты меня поить из лужи собрался?! Я за тебя крови, жизни не жалел, гнилье из болот пил…
Васька отступил шагов на пять, готовый в любую минуту дать стрекача. Витек с Валеркой тоже насторожились, пугливыми глазами смотрели на разозлившегося инвалида.
— Почти всю войну прошел. Сталинград и болота Белоруссии повидал… А он меня из лужи напоить задумал? — негодовал он.
Шибаев, отступив еще на шаг, негромко оправдывался перед участником Великой Отечественной.
— Да, я нарочно. Пошутить, пошутить, хотел, — слова его срывались на плач, казалось, вот- вот из глаз мальчишки прыснут слезы. Но одноногий не замечал всего этого. Подбежал Колька Кондауров, расплескав добрую треть кружки колодезной воды. Мужик залпом осушил кружку, вытер на лбу пот.
— Спасибо, сынок, — поблагодарил мальчишку, хлопнув его по плечу, и тут же добавил:
— Если не трудно, принеси-ка еще кружечку…
— Сейчас я мигом! — крикнул Колька и бросился обратно в дом.
— Вот, мужики, — обращаясь к Валерке с Витьком, проговорил одноногий. — Жизнь ведь такая сложная штука…
Он как-то враз подобрел, глаза опять расцвели синим васильком.
— Я ж, может, не на пацана разозлился, а так…
Он потоптался, ища надежную опору костылем
— От усталости, наверно, вот… — он улыбнулся, приставил к деревянной ноге костыль, вытащил папироску, закурил.
— Смотрю я на вас, пацаны, а перед глазами военная пора. Такие же, как вы, ребятишки, только оборванные, голодные… Как вспомню — комок к горлу подступает. А тут мне под руку такое сказал…
Васька Шибаев уже подходил к своему дому, оглядываясь назад. Сейчас залезет на печь и будет ждать, когда пройдет мужик.
«И зачем я ляпнул про эту лужу», — думал мальчишка. Внутрь заползло что-то неприятное. Совесть теперь замучает.»
А тем временем Кондауров принес вторую кружку.
— Дядей Васей меня зовут, — не торопясь допивая воду, сказал ребятишкам ветеран.
— Поливанов моя фамилия. Не обижайте нас, мужики, мы для вас тогда ничего не жалели. Ни-че-го!
Синие глаза, как васильки в поле перед дождем, немного затуманились, стараясь спрятаться в густых бровях, похожих на длинные волоски колосьев созревающей ржи. Они запрыгали быстро-быстро, закрывая синие цветы, но все же на них упала капля дождя. Мужик отвернулся, чтобы ребята не видели упавшую слезу.
— Ну, спасибо, сынок! — поблагодарил он Кондаурова, отдавая кружку — Мне пора!
Он приподнял зачем-то над головой клетчатый картуз и снова посадил его на голову. Этот Поливанов уже далеко отошел от ребят, а те, позабыв о ручьях, смотрели ему в след.
— Я бы эту Камбалу на горячей сковородке поджарил, — подняв вверх кулак, грозно произнес Семенов.
— А чего тут было? — спросил Кондауров.
— Да вот говорит инвалиду: из лужи, мол, попей.
— Он так и сказал? Ну и Камбала блин! — поразился Кондауров. — Вот бы в школе про это узнали…
— Да нет, у него просто так получилось, он и не говорил: попей из лужи, — заступился за Шибаева Валерка. — Он только сказал, что воды кругом много…
Они долго еще обсуждали случившееся, и заспорили. Так и не выяснили, прав Шибаев или нет, разошлись по домам. Но у каждого осталось смутное сознание вины перед пожилым человеком.